1916
Монетой, плохо отчеканенной,
Луна над трубами повешена,
Где в высоте, чуть нарумяненной,
С помадой алой сажа смешана.
Стоят рядами вертикальными
Домов неровные зазубрины,
По стенам – бляхами сусальными,
По окнам – золотом разубраны.
Вдоль улиц червяки трамвайные
Ползут, как узкими ущельями,
И фонари, на нити тайные
Надеты, виснут ожерельями.
Кругом, как в комнатах безвыходных,
Опризрачены, люди мечутся,
В сознаньи царственном, что их одних
Ночные сны увековечатся.
И крик, и звон, и многократные
Раскаты, в грохоте и топоте,
И тонут, празднично-закатные,
Лучи в нерастворимой копоти…
22 апреля 1917
Темная улица; пятнами свет фонарей;
Угол и вывеска с изображеньем зверей.
Стройная девушка; вырез причудливый глаз;
Перья помятые; платья потертый атлас.
Шла и замедлила; чуть обернулась назад;
Взгляд вызывающий; плечи заметно дрожат.
Мальчик застенчивый; бледность внезапная щек;
Губы изогнуты: зов иль несмелый намек?
Стал, и с поспешностью, тайно рукой шевеля,
Ищет в бумажнике, есть ли при нем три рубля.
1916
Фонарь дуговой принахмурился,
И стадо на миг темно;
Небоскреб угрюмо зажмурился,
Под которым жду я давно.
Белея, веют снежинки, —
Чем мошки весной, веселей.
На кресте застывают слезинки
Ледяных хрусталей.
Он сказал мне: «Приду…»
Как давно
Я жду…
Руки совсем иззябли…
Кивают в окно
Апельсины и яблоки.
1916
Я знаю, что вы – старомодны,
Давно и не девочка вы.
Вы разбросили кудри свободно
Вдоль лица и вкруг головы.
Нашел бы придирчивый критик,
Что напрасно вы – в епанче,
Что смешон округленный щитик
У вас на правом плече,
Что, быть может, слишком румяны
Краски у вас на губах и щеке
И что сорван просто с поляны
Цветок в вашей правой руке.
Со скиптром и странной державой,
Ваш муж слишком стар и сед,
А смотрит слишком лукаво
На вас с алебардой валет.
Но зато вы – царица ночи,
Ваша масть – чернее, чем тьма,
И ваши подведенные очи
Любовь рисовала сама.
Вы вздыхать умеете сладко,
Приникая к подушке вдвоем,
И готовы являться украдкой,
Едва попрошу я о том.
Чего нам еще ждать от дамы?
Не довольно ль быть милой на миг?
Ах, часто суровы, упорны, упрямы
Дамы черв, бубен и пик!
Не вздыхать же долгие годы
У ног неприступных дев!
И я из целой колоды
Люблю только даму треф.
1915
По бульвару ходят девки,
Сто шагов вперед, назад.
Парни сзади, в знак издевки,
На гармониках пищат.
Вышел лавочник дородный,
Пузо поясом стянул;
Оглядел разгул народный,
Рот себе крестя, зевнул.
Ковыляя, две старушки,
В страхе сторонясь, прошли…
Липы, с корня до верхушки,
Перекрашены в пыли.
За бульваром – два забора,
Дом, как охромевший конь.
Слева – речка, дали бора,
Феба радостный огонь.
Свечерело… Дымен, валок,
Сумрак на ветвях осел.
Скрылись стаи черных галок,
Крест собора побелел.
На скамейке, под ракитой,
Парень девку больно жмет, —
То она ворчит сердито,
То хохочет, то замрет.
Но уже давно на пыльной
Улице – молчанье царь,
И один, сетко-калильный,
Гордо светится фонарь.
1911
Ударил звон последний
Оконченной обедни;
На паперти – народ,
Кумач и ситец пестрый;
Луч солнца ярко-острый
Слепит глаза и жжет.
Как волки на овчарне,
Снуют меж девок парни;
Степенней мужики
Их подбивают к пляске.
Уже сидят в коляске
Помещицы сынки.
Вот с удочкою длинной,
Семинарист, в холстинной
Рубахе, в картузе,
А с ним учитель хмурый…
И бабы, словно дуры,
Вослед хохочут все.
Расходятся; походки
Неспешны; все о водке
Болтают меж собой,
В сторонке, где охапки
Соломы, ставя бабки,
Ведут мальчишки бой.
Луг изумрудный ярок…
Вдали – зеленых арок
Ряды и круг лесов…
Присел прохожий нищий…
А рядом, на кладбище,
Семья простых крестов.
1916
У речной изложины —
Пестрые шатры.
Лошади стреножены,
Зажжены костры.
Странно под деревьями
Встретить вольный стан —
С древними кочевьями
Сжившихся цыган!
Образы священные
Пушкинских стихов!
Тени незабвенные
Вяземского строф!
Всё, что с детства впитано,
Как мечта мечты, —
Предо мной стоит оно
В ризе темноты!
Песнями и гулами
Не во сне ль живу?
Правда ль, – с Мариулами
Встречусь наяву?
Словно сам – в хламиде я,
Словно – прошлый век.
Сказку про Овидия
Жду в толпе Алек.
Пусть кусками рваными
Виснут шали с плеч;
Пусть и ресторанами
Дышит чья-то речь;
Пусть и электрический
Над вокзалом свет!
В этот миг лирический
Скудной правды – нет!
1915
Предутреннего города виденья,
Встающие, как призраки, с угла.
В пустынном сквере мерные движенья
Солдат; огромные рога вола,
Влекущего на рынок иждивенья
Для завтрашнего барского стола;
Двух пьяниц распростертых отупенье;
Свет фонарей; свет неба; полумгла;
Во храме огоньки богослуженья,
Которым вторят вдруг колокола…
И вот, у низкой двери, с возвышенья
Ступеньки, подозрительно ала,
Ребенок-девушка, как приглашенье
Войти, кивает головой, – мила,
Как ангел в луже… Чувство сожаленья
Толкает прочь. И вслед летит хула,
Брань гнусная; а окна заведенья
Горят за шторами, как два жерла.
Там – смех, там – музыка, там – взвизги пенья…
И вторят в высоте колокола.
29 июля 1916